Интервью Северного А.А.

23 Июня 2001 [21:10-21:40]

В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Анатолий Северный, кандидат медицинских наук, президент Ассоциации детских психиатров и психологов.

Эфир ведет Сергей Корзун.

С.КОРЗУН: Мы начинаем программу "Отцы и дети, дочки-матери", и в гостях у нас президент Ассоциации детских психиатров и психологов, кандидат медицинских наук Анатолий Северный. Анатолий Алексеевич, добрый вечер.

А.СЕВЕРНЫЙ: Добрый вечер.

С.КОРЗУН: Как я и говорил, вопросы будут, в первую очередь, о детях, но можно задавать и любые другие вопросы. Мы уже не один и не два раза обсуждали в эфире разницу между психотерапевтом, психиатром, психоаналитиком и так далее. Но все же, чем занимается детская психиатрия?

А.СЕВЕРНЫЙ: Предмет детской психиатрии - это психические нарушения у детей в широком смысле, хотя не всегда психическое нарушение - это болезнь. Это могут быть отклонения в развитии, это может быть болезненная реакция на что-то, это могут быть особые формы поведения. То есть, не всегда какое-то отклонение можно квалифицировать как болезнь. Поэтому круг расстройств, которыми мы занимаемся, очень широк. Даже есть особые возрастные формы развития. Например, так называемый подростковый криз. Это не болезнь, это просто особый период развития. Но он иногда принимает такие формы, что никто жить не может - ни подросток, ни его родители. То есть, требуется какая-то помощь, чтобы этот кризис ввести в какие-то рамки, приемлемые для окружения и для самого подростка, в первую очередь.

С.КОРЗУН: Еще каких то лет 10-15 назад к психиатрии было особое отношение. Во многих местах требовалась справка из психдиспансера для того, чтобы сделать какие-то простые действия, связанные с необходимостью. Как с этим обстоит дело сейчас? Насколько открыто приходят к Вам люди со своими проблемами?

А.СЕВЕРНЫЙ: Вы знаете, до сих пор многие боятся и не идут в государственные учреждения. То есть, этот страх остался. Хотя по закону об оказании психиатрической помощи почти все социальные ограничения, которые раньше были связаны с лечением у психиатра, сейчас сняты. Но, тем не менее, этот страх еще остался. Но в последнее время происходят очень опасные вещи. Раз уж Вы задали вопрос, хочу о них сказать. Хотя сейчас никто не имеет право требовать справки из диспансера о том, что ты здоров, все чаще и чаще сейчас мы сталкиваемся с такими запросами, которые идут из учреждений, из фирм, и это очень опасно. Но что самое неприятное, такого рода запросы идут и в отношении детей. Я сам видел запросы, где директор школы пишет: "Просим сообщить, проходит ли ребенок лечение, и точно указать диагноз". Зачастую это связано с тем, что ребенок в силу своих особенностей требует освобождения, допустим, от экзаменов или смягчения учебного режима, и так далее. Так вот школы начинают требовать, чтобы им сообщали, лечится ли ребенок, и какой у него диагноз. Это, конечно, очень опасная тенденция, и, к сожалению, с этим сталкиваешься все чаще и чаще.

С.КОРЗУН: Прежде чем я перейду к вопросам на пейджер (напомню его номер - 974-22-22, абонент "Эхо Москвы"), я задам еще один вопрос. Есть ситуации, когда, наверное, стараются прибегнуть к Вашей помощи для того, чтобы получить какую-то справку. Я говорю о призывниках. Уклонение от военного призыва - это уже давно национальный спорт в России.

А.СЕВЕРНЫЙ: Да, это, несомненно, так, и сейчас родители мальчиков где-то с 13 лет начинают беспокоиться на эту тему. И к психиатрам, действительно, обращаются с этим. Ну а дальше уже вопрос в профессиональной компетенции и порядочности, как психиатр на такой запрос прореагирует. Только и всего.

С.КОРЗУН: Существует и другое мнение: практически ни одна психиатрическая болезнь не может служить освобождением от армии. В фильмах, в рассказах мы встречаем истории о том, как люди с психическими отклонениями в армии все-таки оказываются. Этим объясняют и часть побегов с оружием в руках, и так далее, и тому подобное.

А.СЕВЕРНЫЙ: Ну почему? Есть целый специальный перечень психических заболеваний, которые служат основанием для того, чтобы не брать в армию. Это известная вещь. Другое дело, что у нас, к сожалению, очень плохо организована детская психиатрическая служба, у нас очень плохой уровень диагностики. А поскольку существует запрос со стороны армии, и врачи военкоматских комиссий находятся неизбежно под определенным давлением, действительно, многие попадают с отклонениями. Но для этого нужно проводить специальное исследование. Я полагаю, что очень многие эксцессы армейской жизни связаны именно с различными психическим нарушениями, которые не были своевременно диагностированы или игнорировались при призыве в армию. Тут не может быть никаких сомнений.

С.КОРЗУН: Давайте обратимся к вопросам. Вопрос от Александра: "По статистике Минздрава каждый год в России в психбольницах умирает около 15 тысяч человек. Почему такая высокая смертность, ведь психические болезни не являются смертельными?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Сама по себе цифра 15 тысяч человек ни о чем не говорит. Нужно знать, сколько всего больных находится в психиатрических больницах. Во-вторых, умирают, в основном, люди пожилого возраста, а в психиатрических больницах скапливается этот контингент, потому что в пожилом возрасте масса психических нарушений, и часто этих людей помещают в больницы, и они там умирают. Действительно, от собственно психических заболеваний смертность очень невысока, поэтому сама по себе эта цифра абсолютно не репрезентативна, она не дает возможности делать какие-либо выводы. Во всяком случае, я много лет работал в психиатрической больнице и могу категорически утверждать, что смертность там отнюдь не выше, чем у населения.

С.КОРЗУН: Вопрос от Анны Кивовны. Она благодарит нас, прежде всего, за то, что мы Вас пригласили, и спрашивает: "Как обстоит ситуация с законом о защите прав детей?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Дело в том, что в России 3 года назад был принят закон о государственных гарантиях по правам ребенка. Кроме того, Россия более 10 лет назад ратифицировала конвенцию о правах ребенка. То есть, существует определенная законодательная база. Но закон о государственных гарантиях по правам ребенка чисто декларативный, он абсолютно не дает никаких реальных конкретных механизмов для защиты прав ребенка. Он, по сути, не работает, а в некоторых своих статьях даже приносит вред. Сейчас в Госдуме, насколько мне известно, начал разрабатываться закон о федеральном уполномоченном по правам ребенка. Если бы такой закон был принят, это было бы важнейшим шагом в деле реальной защиты прав. Все, конечно, зависит от того, каким будет этот закон.

С.КОРЗУН: Валентин Николаевич вступает с Вами в полемику: "В чем Вы видите криминал, если школа интересуется здоровьем детей и запрашивает от них соответствующие справки?" Сам Валентин Николаевич считает этот момент положительным.

А.СЕВЕРНЫЙ: Во-первых, существует понятие врачебной тайны, которую никто не имеет право нарушать. Во-вторых, когда в школе становится известно о том, что ребенок психически болен, что он лечится у психиатра, это неизбежно создает вокруг него определенную негативную атмосферу, потому что далеко не все понимают, что это за болезнь. И такого ребенка либо начинают бояться, либо избегать, либо на него оборачивается какая-то агрессия и так далее. И, в-третьих, никто же не понимает, что значит этот диагноз. Что, директор школы что-нибудь понимает в психиатрических диагнозах? Это само по себе нонсенс. Это просто прямое нарушение прав ребенка. Поэтому ничего хорошего в этом нет, и такую практику, при том, что она абсолютно незаконна, надо пресекать на корню.

С.КОРЗУН: Следующий вопрос: "Вообще ставится ли диагноз "шизофрения" для детей, и передается ли это заболевание по наследству?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Да, шизофрения у детей ставится - и по международной классификации, и вообще по клиническим понятиям. Шизофренией можно заболеть в любом возрасте, даже в младенческом. Но я должен сразу сказать, что представление подавляющего большинства населения о неизлечимости, о необратимости, о катастрофическом прогнозе при постановке диагноза шизофрения, абсолютно несостоятельно. Злокачественных, тяжелых форм шизофрении очень мало. Шизофрения - это колоссальный спектр заболеваний, и большинство форм шизофрении при своевременной диагностике и правильном лечении, при правильном воспитательном и учебном подходе вполне способны компенсироваться, и, в конце концов, болезнь прекращается. То есть, ребенок болеет определенное количество лет, а потом просто перестает болеть и становится практически здоровым. Конечно, у него остаются какие-то следы перенесенного заболевания в виде особенностей характера, особенностей интересов, особенностей поведения. Но, в конце концов, масса людей обладает подобными особенностями, и не переболев шизофренией. Так что желательно, чтобы этот страх, который связан с неинформированностью, преодолевали. И вообще я должен сказать, что родителям неважно, какой диагноз у ребенка, они все равно в этом ничего не понимают. Родителям важно, чтобы ребенком занимался специалист, который объяснит, в чем состоят особенности состояния ребенка, к чему это может привести и как избежать неприятных последствий. Вот, что важно родителям, а не то, как называется то, чем болеет ребенок.

С.КОРЗУН: Несколько конкретных вопросов. От Евгении: "Моему сыну два года, он очень подвижный. Отдаем в ясли. Не отразится ли это на его здоровье, ведь там любят спокойных? Может подождать, пока он окрепнет?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Я выскажу свою точку зрения. Я считаю, что, по возможности, ребенка желательно воспитывать в семье. Это не значит, что я противник вообще коллективных форм воспитания - отнюдь нет. Более того, я считаю, что ребенку очень важно еще до школы получить навык общения в коллективе, взаимодействия с детьми, навык совместной игровой деятельности и так далее. Поэтому если хороший детский сад или хорошая группа, где к детям подходят индивидуально, это даже полезно. Но все-таки лучше это делать после 3 лет, и я поясню, почему. В 3 года ребенок переносит так называемый возрастной криз. Я говорил о подростковом возрастном кризе, но их несколько. В том числе, есть и 3-летний возрастной криз, когда у ребенка возникает целый ряд особенностей поведения, реагирования. Это очень важный этап становления самосознания, осознания себя, и лучше, чтобы этот криз ребенок пережил среди близких, среди родных, потому что ребенок не отделим от свих родителей чисто психологически и биологически.

С.КОРЗУН: Еще вопрос о другом кризе, подписал его Игорь Хромой. "Является ли желание самоубийства в 15-16 лет признаком психической болезни, или это нормальное явление роста?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Вопрос очень сложный и крайне болезненный, потому что у нас в последние годы, к сожалению, очень интенсивно растет количество подростковых и даже детских самоубийств. Последние 10 лет. Что я могу сказать? Само по себе желание самоубийства - это не патология. Весь вопрос в том, в связи с чем оно возникло. Оно может возникнуть и в связи с патологическим состоянием, оно может возникнуть и в связи с реакцией на неблагоприятную ситуацию, оно может возникнуть и в рамках этого подросткового криза, о котором мы говорили, потому что для него вообще характерен поиск смысла жизни, разочарование, колебания настроения, быстрый переход от подавленности к восторгу и обратно, обостренные реакции на различные неприятности, когда случайно кем-то сказанное неудачное слово кажется катастрофой, и так далее. Но такие реакции обычно быстро проходят. Но они могут и застревать, если подросток живет в неблагоприятной ситуации: если его не понимают, если у него нет контакта с родителями, если родители предпочитают репрессивный стиль воспитания. Тогда такого рода реакции могут застревать и переходить в патологическое болезненное реагирование, которое может привести к самоубийству. Но вообще чаще подростковые суициды - это так называемая реакции короткого замыкания, когда что-то произошло, возникает ощущение катастрофы, непонимания, и происходит спонтанная попытка самоубийства.

С.КОРЗУН: То есть, ее предупредить практически невозможно?

А.СЕВЕРНЫЙ: Предупредить возможно, потому что реакции короткого замыкания не возникают на пустом месте. В подавляющем большинстве случаев этому предшествует какая-то история неблагополучия - душевного, психологического или психиатрического, в том числе, но нераспознанного. Вот на таком фоне чаще всего и возникают такие реакции, когда подросток внезапно решает покончить собой. У подростков редко суицид бывает следствием осмысленного решения, как это бывает в более зрелом возрасте, поэтому очень важно вовремя распознать, увидеть, что с ребенком что-то не так. Нужно обязательно попытаться ему помочь, найти специалиста, который сможет поговорить и выяснить, в чем дело. Вы знаете, потрясающая вещь: когда я с ребенком-подростком говорю наедине, я, как правило, выясняю массу вещей из их душевной жизни, о которых родители не имеют понятия. И когда мы потом родителям все это рассказываем, у них, что называется, волосы дыбом встают, и некоторые начинают просто плакать. Главное, что ребенок ощущает заинтересованность. Я говорю ему: "Я хочу тебе помочь. Давай мы поможем тебе вместе". К сожалению, наш подросток и в семье, и в школе очень редко встречает такую позицию, и поэтому все эти переживания загоняются внутрь, и рано или поздно они разрешаются таким взрывом либо гетероагрессии (агрессии, направленной вовне), либо аутоагрессии (агрессии, направленной на себя), это попытка суицида.

С.КОРЗУН: Еще один вопрос от Инны: "Мальчику в поликлинике поставили диагноз "эпилепсия", направили в Детскую неврологическую клинику на обследование. Там диагноз сняли. Возможна ли ошибка?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Диагностическая ошибка возможна всегда. Диагноз эпилепсия, действительно, бывает очень сложным, потому что эпилепсия чрезвычайно многообразна в своих проявлениях. Далеко не всегда это такие припадки, когда ребенок падает, у него судороги и прочее. Очень много проявлений, и даже специалистам бывает трудно разобраться. Поэтому если у Вас есть сомнения, то лучше обратиться к тем, кто специально занимается именно эпилепсией, в специализированную клинику.

С.КОРЗУН: А такие есть в Москве?

А.СЕВЕРНЫЙ: Есть. Это Детская неврологическая поликлиника в районе Кропоткинской. Потом есть неплохие специалисты в городском диспансере, которые работают на базе 6-й Детской психиатрической больницы. И, наконец, такие специалисты есть в Институте психиатрии Минздрава России на Потешной улице на базе больницы Ганнушкина. Там есть детская клиника, во всяком случае, раньше там были самые лучшие специалисты по детской психиатрии. Не знаю, как на сегодняшний день.

С.КОРЗУН: Очень много вопросов на пейджер. Один вопрос общего плана: "Скажите, были ли шизофрениками Гитлер и Сталин?" - спрашивает Вера Петровна.

А.СЕВЕРНЫЙ: Очень трудно судить. Конечно, это были патологические личности, но я думаю, что нет оснований ставить им диагноз именно шизофрении.

С.КОРЗУН: Но вообще они могли бы быть Вашими клиентами?

А.СЕВЕРНЫЙ: Несомненно. Ведь известно, что один из крупнейших российских психиатров в свое время поставил Сталину диагноз и по некоторым данным поплатился за это очень быстро.

С.КОРЗУН: Наш телефон 203-19-22. Алло, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Лиза, мне 13 лет. У меня бывают такие нервные срывы, что я просто ору во все горло. Связано ли это с какими-то психическими заболеваниями?

А.СЕВЕРНЫЙ: Скорее всего, это связано с тем, что Вы сейчас вступили в достаточно сложный возрастной период. Но я бы Вам посоветовал пойти к психологу и рассказать ему о Ваших проблемах. У вас в школе есть психолог?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет.

А.СЕВЕРНЫЙ: Поразительно! Дело в том, что уже давным-давно во всех школах должны быть психологи. Другое дело, нужны ли они там, но они должны быть. Но знаете, сейчас в каждом округе открыты так называемые психолого-медико-педагогические центры для школьников-подростков, и там обязательно находятся квалифицированные психологи. Вы можете прийти в такой центр, поговорить с психологом, и я уверен, что Вам помогут себя понять.

СЛУШАТЕЛЬ: Спасибо.

С.КОРЗУН: И Вам, Лиза, спасибо. От себя добавлю, что когда нам будет нужно проверить прочность наших микрофонов, мы Вас обязательно позовем и предоставим работу. Алло, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, это Оля. Уважаемый коллега, я относительно вопроса по интересам директоров и сотрудников школ. Статья уголовного кодекса № 37 предусматривает уголовное наказание вплоть до ареста от 4 до 6 месяцев за нарушение неприкосновенности частной жизни. Подобные запросы караются. Статья это действует. Я ее вводила в действие самостоятельно. У меня специальность хирургического профиля, я травматолог, и одна из моих пациенток прониклась ко мне добрыми чувствами и попросила посмотреть ее ребенка. Ребенок художественного склада, и ее просто забивали в школе. И забивала ее учительница физкультуры. Ее оправляли и к психиатрам, и мне пришлось просто сходить туда и поговорить по-нашему, по-простому. Девочку я, взяв грех на душу, по липовой справке перевела в другую школу, и через 3 месяца ребенка просто нельзя было узнать.

А.СЕВЕРНЫЙ: Вот видите, Вы говорите, что действует статья. Статья не действует, иначе бы Вам не пришлось давать липовую справку ребенку. Вот, в чем вся беда.

СЛУШАТЕЛЬ: Я дала справку о том, что ребенок нуждается в лечении на дому.

А.СЕВЕРНЫЙ: Если бы действовала эта статья, если бы родители знали об этой статье, и если бы директора и педагоги знали, что статья действует, то тогда бы они поостереглись. Я сам в своей практике, к сожалению, многократно сталкивался с подобными ситуациями отношения к детям в школе, и я знаю, насколько трудно такие ситуации преодолеть.

СЛУШАТЕЛЬ: Уже после того, как ребенка перевели в другую школу, мама ребенка написала заявление в прокуратуру, и на очередном судебном этапе было достигнуто примирение. До суда попросили не доводить, но заявление приняли.

А.СЕВЕРНЫЙ: Естественно. Заявление не могли не принять, если есть соответствующие статьи, хотя не всегда принимают. Но я полагаю, что это скорее эксклюзив, чем правило. Во всяком случае, основываясь на собственной практике, я такого рода примеров, к сожалению, привести не могу, хотя это очень важный прецедент, с моей точки зрения.

С.КОРЗУН: Вопрос с пейджера от Тани: "Как бороться с мандражем перед вступительными экзаменами в институт особо чувствительным?" И нужно ли вообще бороться, потому что мандраж - это мобилизация сил организма?

А.СЕВЕРНЫЙ: Вы совершенно верно заметили. Все зависит от того, мобилизует вас этот мандраж, это волнение, или, наоборот, лишает вас дееспособности. То есть, важно не само волнение, а к чему оно приводит. Если оно лишает вас дееспособности, здесь есть самые разные способы. Можно научиться специальному тренингу, и этот тренинг даст возможность снять такое напряжение, расслабиться, сконцентрироваться. Только по рекомендации врача, если такая реакция принимает очень болезненные и обостренные формы, а я сам с такими вещами сталкивался, работая со студентами, можно принимать в определенных ситуациях некоторые препараты, которые где-то на несколько часов дают возможность успокоиться и нормально пройти экзаменационную или прочую стрессовую ситуацию.

С.КОРЗУН: Любые ли успокоительные препараты можно принимать?

А.СЕВЕРНЫЙ: Я еще раз повторяю, ни в коем случае. Только по рекомендации врача, потому что только врач может понять, в чем суть этого волнения. Что это - просто характер, или это реакция на какое-то пережитое ранее стрессовое состояние, или это так называемая реакция фона какого-то другого скрытого, нераспознанного нарушения, психологического или психического расстройства. И, в первую очередь, нужно помогать именно в этом плане. То есть, один симптом сам по себе никогда ни о чем не говорит. Нужно, чтобы специалист помог вам в этом разобраться. Вообще надо усвоить принцип: если вы сами не способны компенсировать какие-то свои психологические, психические реакции и расстройства, если вы чувствуете, что они мешают жить вам и мешают жить окружающим, постарайтесь найти специалиста, который вам поможет разобраться в себе. Как можно меньше прибегайте к самодеятельности и, тем более, к каким-то препаратам, пусть даже вам их советуют самые близкие друзья, родственники и знакомые. Ни в коем случае. Лучше пойти к психологу, к психотерапевту посоветоваться, и тогда вы получите квалифицированную помощь.

С.КОРЗУН: Вопросы по телефону 203-19-22. Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, это Маша. Я бы хотела спросить, является ли болезнью, когда человек очень тихий, его ничего не интересует, когда человек все время в себе? Является ли это шизофренией?

А.СЕВЕРНЫЙ: Я не могу по этим отрывочным коротким данным сразу выдать диагноз. Это было бы, по крайней мере, нелепо. Но, во всяком случае, то, о чем Вы говорите, несомненно, требует консультации у специалиста.

С.КОРЗУН: Добрый вечер. Мы слушаем Вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Меня зовут Александр. 23 марта 2001 года, насколько я знаю, в Парламентской ассамблее Совета Европы началось расследование о постановке детям ложных психиатрических диагнозов, в результате чего дети получают препараты, от которых рушится их здоровье и растет наркомания. Мне хотелось бы узнать, для России насколько актуальна проблема неоправданного использования психотропных препаратов? И что нужно сделать для того, чтобы ограничить использование этих препаратов в России?

А.СЕВЕРНЫЙ: Вопрос достаточно сложный. Насколько мне известно, эта Парламентская ассамблея Совета Европы рассматривает вообще проблемы психического здоровья, а не проблемы конкретно незаконного и неоправданного расширенного применения препаратов. Это частный вопрос, и я знаю, что эта проблема инициируется некоторыми общественными, в том числе, и международными организациями, которые выступают категорически против вообще применения психотропных препаратов, и особенно против применения психотропных препаратов детям. Но это в целом. А что касается России, я Вам скажу совершенно определенно. В России трудно говорить об избыточном применении психотропных препаратов, потому что зачастую дети не получают тех психотропных препаратов, которые им необходимы, потому что служба детского психического здоровья, к сожалению, организована таким образом, что далеко не все дети, которые нуждаются в помощи, имеют возможность ее получить, в том числе, и психотропную терапию. Еще одна очень важная и пока еще непреодоленная проблема. Сейчас появилась масса психотропных препаратов нового поколения, которые совсем не обладают побочными действиями, которые гораздо более эффективны, которые можно применять в меньших дозах и так далее. Но мы не можем их применять у детей, потому что не существует ускоренной легализованной процедуры разрешения применения таких препаратов у детей. И мы вынуждены либо нарушать закон, применяя такие препараты, которые официально не позволены детям, либо лечить детей старыми препаратами, тяжелыми, имеющими массу побочных явлений, которые дают осложнения, которые менее эффективны, но которые, тем не менее, официально разрешены. Вот каковы действительные проблемы психотропного лечения в настоящее время. Следующая проблема: сейчас, к сожалению, далеко не все родители имеют возможность лечить детей психотропными препаратами, это достаточно дорогие препараты. И каждый раз, выписывая ребенку лекарство на приеме, я вынужден спрашивать у родителей, смогут ли они купить именно данный препарат своему ребенку. Так что Вы видите, что есть гораздо более существенные проблемы в отношении психотропного решения, чем та, о которой Вы сказали.

С.КОРЗУН: А с карательной психиатрией у нас уже покончено?

А.СЕВЕРНЫЙ: По отношению к детям это вообще не актуальная проблема. Карательная психиатрия... Здесь речь шла ведь о постановке диагнозов политическим диссидентам, когда нужно было устранить того или иного политического деятеля или противника. Но к детям это отношения не имеет. Наша ассоциация 3 года назад разработала проект реформы детской психиатрической службы, и сейчас по прошествии трех лет, в значительной мере по нашей инициативе, в министерстве готовится приказ по развитию детской психиатрической службы. И мы надеемся, что в этом приказе будут решены те многочисленные проблемы, о которых я просто сейчас не имею возможности говорить.

С.КОРЗУН: Светлана несколько раз задала вопрос о детском аутизме: "Является ли этот диагноз одной из форм шизофрении?"

А.СЕВЕРНЫЙ: Нет, детский аутизм - это не шизофрения. Шизофрения - это болезнь, аутизм - это особенная личность, при том, что детский аутизм имеет несколько степеней тяжести. Есть достаточно легкие формы, есть очень тяжелые формы, которые резко ограничивают вообще развитие ребенка. То есть, это целый спектр особых форм личностного развития. Но это, тем не менее, не болезнь, поэтому при детском аутизме основная роль отводится не врачу, а специальному педагогу или психологу.

С.КОРЗУН: Ну и напоследок еще один, совсем экзотический вопрос от Инны: "Может ли быть шизофрения у собаки?"

А.СЕВЕРНЫЙ: У собак могут быть психические расстройства, в том числе, и напоминающие шизофрению. Но собственно шизофрения в истинном смысле вряд ли. Хотя психические нарушения и тяжелые вполне могут быть.

С.КОРЗУН: Много вопросов о том, как можно к Вам обратиться, и куда вообще лучше обращаться. Может быть, Вы дадите какой-нибудь контактный телефон?

А.СЕВЕРНЫЙ: Ко мне лично сложно. Я веду прием на базе Института педиатрии Минздрава России на Талдомской улице, дом 2. Я там принимаю по средам. Кроме того, я еще принимаю в медицинском кооперативе, который называется "Невромед". Вот, собственно, два места, куда можно обратиться непосредственно ко мне.

С.КОРЗУН: Спасибо Вам огромное за этот разговор. Если не откажетесь прийти в эту студию еще раз, мы Вас пригласим обязательно.

А.СЕВЕРНЫЙ: Спасибо.

С.КОРЗУН: Анатолий Северный был нашим гостем.